Читати книгу - "Бракованные, Ліна Маніло"

– Старому? Вы что!

Я еще что-то хочу сказать, ляпнуть какую-то чепуху, вот только свет чужих фар бьет прямо по глазам, и все мысли обрываются. Сначала это просто свет, но следом раздается резкий возглас дяди Валеры, звук глухого удара и скрежет металла. Единственное, что я успеваю заметить: сетка трещин на лобовом стекле. Оно идет рябью, а после что-то буквально толкает меня в сторону и выбрасывает вперед под чьи-то оглушительные крики.

Иногда мне снилось, что лечу, а после с громким стуком падаю в глубокую яму, но я никогда не думала, что летать настолько больно. В голове только одна мысль: кажется, я не успею сегодня на ужин. И так обидно становится… Сначала приходит тишина. За ней темнота, а уже после боль. Она в каждой клетке тела, в каждом нервном окончании. Снег набивается за шиворот, я открываю и закрываю рот в попытке закричать, сделать хоть что-нибудь, но боль оказывается сильнее, и я проваливаюсь в зыбкую пустоту, в тепле которой так здорово плавать. Нырять рыбкой. Подплываю к берегу, чтобы через мгновение снова пойти на дно.

Не чувствую тела, но где-то на задворках почти потухшего сознания слышится голос. Тихий, он зовет меня, манит к себе, увлекает в туманные дали. Кажется, голос мужской, но совсем мне незнакомый. Я абсолютно точно не знаю ни одного человека с таким же красивым голосом. Моргать больно, шевелиться страшно, но чем дальше, тем все больше шума врывается в мой тихий покой. Нет-нет, я не хочу просыпаться, и цепляюсь за остатки марева, пытаюсь спрятаться в его безопасности. Ведь если я проснусь, мне будет снова больно. Боль невыносима. Не хочу ее больше испытывать.

– Тут девушка, молоденькая совсем, – обрывками втекает в сознание чей-то громкий крик. И следом: – Подожди, мелкая, сейчас скорая приедет.

Во рту пустынная сушь, в горле пожарище, и я разлепляю губы, но ни звука не в силах произнести.

– Ну-ну, не дергайся. Вдруг у тебя позвоночник сломан? – все тот же прекрасный голос, и уже кому-то другому, в сторону, громче: – Да мать вашу, где эта долбаная скорая?!

Я хочу попросить у незнакомца еще немного слов – они меня обязательно успокоят, но рот мой онемел. Вместе со слухом, ко мне возвращается и боль, и это убивает. Что происходит? Кто я? Где… Где дядя Валера?! Что с ним?! У меня почти нет сил волноваться о ком-то, когда внутри полыхает личный ад, но я пытаюсь позвать дядю, только ничего не выходит. Он же жив? Жив? Скажите мне, что с ним все хорошо, пожалуйста…

– Господи, бедняжка…

– Такая молоденькая и уже наверняка инвалид.

– Кто-то знает эту девочку?! Надо родителям сообщить…

– Скрипка! Скрипка! Поднимите скрипку.

– Чтоб этому козлу пьяному пусто было! Раскурочил чужую машину и глазом не моргнул.

– Да разойдитесь же вы, а?! Что вам тут, медом намазано?! – а это уже мой незнакомец, и я пытаюсь раскрыть глаза.

Мне нужно его видеть. Я должна понять, кому принадлежит такой голос – он словно музыка ласкает, успокаивает. Сама не понимаю, зачем, но я раскрываю глаза – кое-как, с трудом, но у меня получается – и таращусь сначала в пустое небо, и его чернильная темнота наваливается толстым одеялом. Неужели мне пригрезилось? Неужели нет никакого незнакомца? А потом я вижу глаза. Огромные и добрые, они мне улыбаются, и так тепло становится. Будто бы рядом кто-то, кому не все равно.

– Тихо-тихо, врачи приехали, все будет хорошо.

Это последнее, что я слышу перед тем, как снова провалиться в небытие.

1 глава

Настоящее время

Арина

– Вот зачем ты это делаешь, а? – Катя, сестра моя, плавно покачивая округлыми бедрами, подходит к большому зеркалу, у которого я изо всех сил пытаюсь навести красоту.

Останавливается за спиной, кладет руки мне на плечи, впивается взглядом в отражение – прямиком в мои глаза. Я снова чувствую себя маленькой девочкой, которая изо всех сил цеплялась за руку сестры, чтобы не упасть, не провалиться в пропасть. Катя – моя опора, человек, рядом с которым могу не притворяться, не скрывать, что творится внутри. Сестра для меня – не просто член семьи, она самый лучший друг, которого послала мне судьба. Единственная, кто смогла выдержать мои нервные срывы после аварии.

Катя собирает мои волосы в пригоршни, пропускает светлые пряди через пальцы, гладит, как делала это в детстве. Родители часто работали в ночные смены, и нам с сестрой приходилось самим о себе заботиться: греть еду, убирать игрушки, читать сказки на ночь. Катя часто придумывала для меня новые миры – у нее удивительный талант творить чудеса из воздуха, сплетать слова в предложения так филигранно, что остается лишь восхищенно ахать. И я засыпала, положив голову ей на плечо, и видела самые лучшие в мире сны, наслаждаясь игрой пальцев в моих волосах. Потом, после аварии, Катя часто ночевала в моей палате и точно так же успокаивала, поглаживая по волосам и рассказывая сказки.

– Кать, отстань, а? – беру со столика карандаш для глаз, кручу его, фокусируя взгляд на остро заточенном кончике. – Просто дай мне накраситься и не морочь голову.

– Ты ведь красивая, ну? – не унимается сестра. – Всегда такой была, такой и останешься. Зачем снова городишь эту занавеску из волос на лице? Не прячься, не надо.

Горько усмехаюсь: я могу сколько угодно соглашаться с ее словами, могу даже верить в них, но внутри все сопротивляется, потому что… Потому что я далеко не так красива, как хочет убедить меня Катя – авария размашистыми жестами оставила следы не только на сердце, но и отпечаталась уродливыми шрамами на лице. Шрамами, которые очень хочется замазать.

– Привыкла, мне так удобнее, – пожимаю плечами, оставляю в покое карандаш, беру в руки баночку