Читати книгу - "Тарас Шевченко. Твори у п'яти томах. Том 1"

Мне только жаль, что божий свет

Не скрылся в юности беспечной;

Тогда б не знала ничего:

Ни сладкой доли скоротечной,

Ни даже сердца своего.

Теперь к печали бесконечной

Пристала горшая печаль.

Ты хороша собой, Оксано,

Я это знаю, и мне жаль —

Твой сон недобрый очень рано

Тебе приснился».

Оксана

Разве он

Какое зло нам предвещает?

Слепая

Он для меня «всех бед страшнее,

А для тебя еще ужасней.

И ты погибнешь от людей,

Как я погибла. Ты не знаешь,

Что скоро встретишь между ими

Змию, ужасную змию!

И ты пойдешь за нею следом,

Покинешь голову мою,

Как я покинула, забыла

Меня вскормившую семью.

Оксана

Ведь ты не знала, что так будет,

Что насмеются злые люди,

Что он недобрый человек,

Что он покинет. Мамо, мамо!

Ты говорила все такое,

Что страшно стало. Где же он,

Мой злой отец? Ты говорила,

Что здесь увижу я его.

И сколько лет уже с тобою

Сижу я здесь — его все нет.

Он не приедет, он покинул:

Тебя он, видно, не любил.

Зачем же ты его любила?

Уйдем из этого села —

Мне страшно стало…

Слепая

Ах, Оксано!

Куда уйдем мы от людей?

Где твою молодость укрою?

А он приедет… и тогда,

Тогда спокойно я умру.

Слепая грустно замолчала.

Оксана с детскою тоской

К ней на колени тихо клала

Головку смуглую свою.

«Усни, Оксано! — говорила.—

Я тихо песенку спою,

Спою любимую твою,

Как братья брата продавали

В чужую, дальную страну».

И отходящую ко сну,

Лелея, нежно целовала,

Читая тихо сей псалом:

«Храни тебя, святая дева,

От злых напастей, бурь земных!

Да будет сон твой сладок, тих,

Как непорочные напевы

Небесных ангелов святых!

Да не дерзает искуситель

В сердечну храмину войти,

И по терновому пути

Да волит ангел охранитель

На лоно рая привести.

Храни тебя, святая дева,

От злых напастей, вражьих ков,

Свой найбожественный покров

Пошли тебе, святая дева,

Мое дитя, моя любовь!»

Наутро юная Оксана,

Как утро осени в тумане,

Скорбя невинною душой,

У ног страдалицы слепой

Уныла, бледная сидела.

Слепая ту же песню пела,

И тот же в сердце непокой!

Не скоро дни текут над ними,

Не ясно солнышко горит.

Пришла весна, и двор пустынный

Вдруг оживился, все кипит

Веселой жизнью, как бывало.

Приехал дидыч на покой.

Чету страдалиц разлучили:

Оксана в доме заперта,

А одинокую слепую

Одеть велели и прогнать

С наказом строгим: не шататься

Вокруг господского двора.

И рада, бедная, была,

Что так сбылося, как мечтала.

«Теперь, — так думала слепая,—

Теперь Оксаночка моя

Укрылася от непогоды,

Будет счастливою… И шла

С любимой песней из села,

Из обновленного села,

Моля небесную царицу,

Да благо дщерино хранит.

…………………………

Оксана грустная сидит

В роскошно убранной светлице,

Одета бархатом, парчой,

И не любуется собой

Перед большими зеркалами.

Проходят месяцы за днями;

Как панне, все готово ей,

И ходит сторож у дверей.

Сам дидыч сласти ей приносит,

Дарит алмазом, жемчугом

И на коленях ее просит

Не звать ни паном, ни отцом.

…………………………

Зачем все это?! И рыдала…

Запел весною соловей,

Запел не так, как он, бывало,

Поет пред утренней зарей,

Когда малюточка Оксана,

Пока покоилось село,

Шалашик делает с бурьяну,

Чтоб маму солнце не пекло,—

Когда ходила умываться

Она в долину, и потом

Барвинком, рутой наряжаться,

И ненароком повстречаться

С черночупринным козаком.

Печальный вечер ночь сменила

Еще печальней. Тяжко ей,

Она сидела и грустила

О прошлой бедности своей.

И слышит песню за оградой,

Знакомый голос ей поет

Печально, тихо:

«Текла речка в чистом поле,

Орлы воду пили;

Росла дочка у матери,

Козаки любили.

Все любили, все ходили

И все сватать стали,

И одного между ими

Козака не стало.

Куда скрылся, дивилися,

И никто не знает.

Поселился в темной хатке

За тихим Дунаем».

Оксана молча трепетала,

Ей каждый звук рождал мечту.

«Он не забыл, — она шептала,—

Он не покинет сироту…»

За каждым звуком вылетает

Из сердца черная тоска,

Она себя воображает

Уже в объятьях козака.

Уже за садом, за оградой,

Уже на поле… воля… рай…

…………………………

«Держи, держи! Лови, стреляй!» —

Раздался хриплый голос пана,

И выстрел поле огласил.

«Убили! — вскрикнула Оксана.—

Убили! Он меня любил.

Любил!..» И замертво упала.

То был не сон. То пел козак,

Удалый, вольный гайдамак.

Оксана долго дожидала

Любимца сердца своего

И не дождалася его.

Отрадный звук не повторился,

Надежды вновь не прошептал,

Он только снился, часто снился,

И юный разум разрушал

Мечтой бесплодною.

«Птицы вольные, сестрицы,

Полетите в край далекий,

Где мой милый, кароокий,

Где родная край дороги!

Болят руки, болят ноги,

А я долю проклинаю,

С поля воли дожидаю!»

Так пела бедная Оксана

Зимой в светлице у окна.

Неволя стерла цвет румяный,

Слезою смылась белизна.

«Быть может, здесь, — она шептала..—

Зимой проснулась мать моя,

А я… дитя ее… а я…»

И, содрогаясь, замолчала.

Темнело поле, из тумана

Луна кровавая взошла;

Взглянула с трепетом Оксана

И быстро молча отошла

От неприветного окна,

Страшась кровавого светила.

…………………………

Завыли псы, рога трубили,

И шум, и хохот у ворот —

Охота с поля возвратилась,

И пан к страдалице идет

Бесстыдно пьяный…

…………………………

Слепая, бедная, не знала

Недоли дочери своей,

С чужим вожатым спотыкалась

Меж неприязненных людей.

Ходила в Киев и Почаев

Святых угодников молить

И душу страстную, рыдая,

Молитвой думала смирить.

И возвратилася зимою

В село страдания тайком.

Сердце недобрым чем-то ныло,

Вещало тайным языком

Весть злополучия и горя.

Со страхом в сердце и тоскою

Тихонько крадется она

Давно изведанной тропою;

Кругом, как в гробе, тишина;

Печально бледная луна

С глубокой вышины сияла

И белый саван озаряла

На мертвой грешнице земле.

И вдруг открылася вдали

Картина страшная пожара.

Слепая, бедная, идет,

Не видя наших зол и кары,

И очутилась у ворот,

Весною кинутых. О боже!

Что она слышит? Треск, и гром,

И визг, и крик, и гул протяжный,

И жаром хлынуло в лицо.

Она трепещет. Недалеко

Вдруг слышит голос… Боже мой!

Чей это голос ты узнала?

Узнала… страшно… то Оксана!

На месте том, где столько лет

Они вдвоем, грустя, сидели,

Она, несчастная, сидит;

Едва одетая, худая,

И на руках, как бы дитя,

Широкий нож в крови качает.

И страшно шепчет:

«Молчи, дитя мое, молчи,

Пока спекутся калачи;

Будем медом запивать,