Читати книгу - "Мері та її аеропорт"

С самого утра Батя долго мялся, но, в конце концов, все же сообщил нам, что хочет предоставить верной супруге неопровержимые доказательства своего примерного поведения в санатории. Для этого он заказал барышне, которая днями бродит здесь с любительской видеокамерой и всем предлагает свои сомнительные услуги, «маленьке кіно», которое он и предоставит в качестве видеоотчета о проведенном отдыхе и лечении. И он очень просит нас принять в этом мероприятии посильное участие. Вопреки его ожиданиям, мы радуемся, как дети, по ходу сожалея, что эпизоды на грязях, в спортзале, бассейне, массажном кабинете и на пляже уже отсняты днем. Остался лишь прощальный ужин, на котором «треба, щоб були ви з дівчатами. Вони — це ваші дружини, ясно?»

Мы чинненько рассаживаемся за сдвинутыми столами, на которых стоят зеленые салатики, порезанный лимон и ма-а-аленькая прощальная бутылка коньяка, и ждем шашлыков. Феллини в юбке наводит видеокамеру на Батю, он встает и говорит, что вот здесь, за этим столом, собрались его друзья, их жены, что вместе с нами он, как огонь, воду и медные трубы, прошел все лечебно-оздоровительные процедуры, да что об этом долго говорить, тем более, ему самому, пусть все скажут они (то есть мы).

Первым встает Че. Он готовился, его речь — плод коллективного творчества — должна быть усыпана скромными, но вескими похвалами Бате. Но Че смотрит на девчонок, смотрит в объектив, потом на меня, и я понимаю, что у него ничего сейчас не получится. Он ржет, извиняется перед Батей, перед оператором, выпивает свой коньяк и садится. Делать нечего, встаю я. Начинаю говорить, что я так счастлив, я и моя жена, да, мы очень счастливы, что на нашем жизненном пути в этом санатории (наклоняюсь, целую Марину в щеку) мы встретили вашего мужа, уважаемого… Тут я понимаю, что совсем не знаю, как зовут Батю, смотрю вопросительно на Че, тот снова ржет, я говорю, что да, вот сейчас мне жена что-то хочет сказать, наклоняюсь и, перепутав, целую теперь уже Наташу, все опять ржут. Я сажусь, выпиваю свой коньяк и извиняюсь перед Батей. Оператор нервничает, но сообщает Бате, что это можно будет вырезать, а потом склеить, то есть смонтировать, Батя тоже говорит, что это ничего, мол, Наташа поддакивает («Можно взять до поцелуя».) и встает с целью сказать тост в честь Бати. Она начинает абсолютно пафосно, еще пафосней, чем я, еще чуть-чуть, и она выронит слезу.

Батя просто сияет, представляя свое многочисленное семейство за просмотром этого видео, но Марина почему-то улыбается, я смотрю на нее — и тоже улыбаюсь, а Че показывает нам какие-то неприличные жесты — и мы опять дружно ржем, и оператор уже тоже, она спрашивает, в чем дело? Че отвечает, что он просто подавал сигналы, что шашлык готов и его уже несут — и правда, шашлык приносит девочка-татарка лет двенадцати. Он вкусно пахнет, и нам всем вдруг хочется есть, а оператор говорит, что это гениально, вы ешьте, а я буду снимать, и правда, ничто так не умиляет женщин, как жующий (читай, «беззащитный») мужчина. Батя уже ничего не говорит, он чувствует, что провал его замысла близок, хотя, конечно, все это можно вырезать и как надо склеить… Но тут Че приходит в голову совершенно безумная идея, и он начинает говорить с набитым ртом: он благодарит Батю не только за то, что он есть, но и за ту щедрость, с которой он накрыл этот стол. Батя возражает, что последнее — это лишнее, дома не поймут такого расточительства, а оператор говорит, что это тоже можно будет потом вырезать. Мы быстро выпиваем эту тщедушную бутылку коньяка и идем за новой. Батя в итоге очень доволен, но его взгляд все же выражает беспокойство («Шо вона там ще наклеїть, неізвєсно!»). Завтра он уезжает, жаль, мы долго прощаемся и обещаем приехать в гости.

Уже поздно, небо очень темное, звезд почти нет, самолетов тоже, моргает только маяк в стороне Евпатории. Я иду в свой корпус и вспоминаю, как когда-то убеждал Мэри в том, что приготовление пищи — акт, несомненно, творческий. Особенно учитывая то, что приготовленная женщиной пища, как правило, поедается тут же, и тут же за этот акт творчества женщина получает от благодарного поедателя минимум «спасибо», то есть между актом творчества и его конечным результатом, то есть и катарсисом, и представлением публике, и получением гонорара, проходит минимальное количество времени. Тогда как, например, художник пишет свою картину достаточно долго, по крайней мере, дольше, чем варится суп, а потом он еще должен дождаться выставки, капризных отзывов посетителей и критиков, и только после этого ее, может быть, купят. А женщина почему-то не хочет понимать всей выгоды своего положения, она не хочет ощущать себя творцом и быть пусть не властителем умов, но хотя бы властителем желудков и гастрономических вкусов! И совсем не важно, сколько человек, один или миллион, поглотят и восхвалят результат работы творческой энергии, главное же, что восхвалят! Правда, Мэри?

Распорядок дня в санатории прост и понятен, как результаты предстоящих через два года президентских выборов. В половине девятого — завтрак, потом процедуры по расписанию, потом, если успеваем, пляж, если нет — обед в полвторого. Затем сон, или пляж, или что угодно до половины шестого. Потом мы с Че идем на полчасика в спортзал, ужин в полседьмого, дальше — свободное время для свободных нравов. Мы его используем для сидения в кафе или баре, терренкуров и всяких разговоров. Че говорит, что мы «клубимся», то есть эдак клубно проводим время. Кормят в столовой отвратительно, у всех первые дни болит живот, но по сравнению с вечерними комарами это так, детские шалости. На первой страничке ежедневного столовского меню на фоне здания грязелечебницы изображены большой бронтозавр, маленькие диплодок и еще какое-то ископаемое, названия которого никто не знает. Каким образом корреспондируется столовское меню и эти бедные животные, непонятно, но инструкция к применению, расположенная там же, все поясняет. Она написана так, что становится ясно, что на самом деле здесь мог быть нарисован кто угодно, даже я, сути дела это никак бы не изменило. Мне, как дизайнеру, любопытно, кто же это вываял, но в выходных данных фамилии художника я не нахожу. Очень жаль. Я из тех людей, которые досматривают даже