Читати книгу - "Бракованные, Ліна Маніло"

– Ты не представляешь, какой классной она оказалась! Очень умная, в десять раз умнее людей.

– Верю.

Мы едим бутерброды, и Арина сидит слишком близко, задевая коленями мое бедро. Она уютно устроилась, подогнув под себя ноги, плед накинут на плечи, а глаза светятся. Жует, смеется, пьет апельсиновый сок. Вдруг разговаривать становится трудно: наши взгляды встречаются, и на миг воцаряется тишина. Арина сглатывает, вытирает губы тыльной стороной ладони и отводит взгляд.

– Иди сюда, – я помогаю ей усесться мне на колени, и пустая тарелка мягко приземляется на пол. – Я люблю тебя, знаешь?

– Ты не обязан признаваться в ответ, – растерянно бормочет. – Я же не для этого сказала, я просто подумала, что не хочу в себе…

– Тс-с-с, – прикладываю палец к ее губам. – Я тоже не хочу в себе держать.

– Давно любишь? – хитро прищуривается и зарывается пальцами в мои волосы.

– С того момента, как ты Соловьеву отпор дала, – смеюсь, а Арина фыркает.

– Заслужил, козел. Надо было еще стукнуть шейкером по его пьяной башке.

Арина кладет голову мне на плечо, тихонько вздыхает. Глажу ее по волосам, по спине узкой, а под свитером можно каждый позвонок пересчитать. Я чувствую, Арина еще не готова к последнему шагу – полностью раздеваться для меня, а я не хочу настаивать и ломать ее. Лечить душевные травмы и избавляться от комплексов трудно, на это нужно много времени.

– Я горжусь тобой, веришь?

Арина поднимает взгляд, смотрит на меня удивленно и по-детски радостно.

– Ты самая сильная и смелая. Хочешь, теперь я для тебя сыграю?

В углу стоит гитара – мое детское увлечение. Когда-то я мечтал оказаться в рок-группе, колесить по городам в большом автобусе и выходить на сцену. Мы с Ариной слишком похожие, только ей мечту испортила авария, а мою – нежелание оставлять надолго непутевую мать.

– Ой, очень хочу! – Арина выравнивается, перетекает обратно на диван, кутается в плед и хлопает радостно в ладоши.

Ну, чистый ребенок. Счастливый и ничем не опечаленный. Забывший хоть на миг, что бывает больно и плохо. Я беру гитару в руки, смахиваю пыль с корпуса. Сколько я уже не играл? Года два, наверное. Не было желания, вдохновения, но я все равно привез с собой инструмент и на видное место поставил. Ждал подспудно, что когда-то снова испытаю этот заветный зуд в кончиках пальцев.

– Если буду фальшивить, не смейся, – возвращаю Арине ее слова и касаюсь струн. Звук льется будто сам по себе, и теперь уже Арина смотрит на меня с восхищением.

Я просто приигрываюсь, разминаюсь, ищу тот самый звук, от которого кровь закипит и проснется спящая энергия. И он звучит, будоражит и мелодия льется, страстная и живая. Я играю свое. Когда-то я сочинил несколько песен, да так и похоронил их в себе. Теперь мне хочется, чтобы их услышала та, для которой сейчас бьется мое сердце. Я смотрю на Арину, а она плачет. Горло сводит спазмом, пока Арина вытирает слезы, размазывая их по щекам. Первая девчонка, чьи рыдания не вызывают во мне конфликта и желания сбежать далеко и надолго.

– Чего ты, глупая? – спрашиваю, закончив.

– Это… Мир, это так красиво, – выдыхает восхищенно. – Божечки, ты невероятный. А я глупая, снова рыдаю.

– Ты настоящая, – откладываю в сторону гитару и, протянув руку, вытираю горячие слезы. – Никогда при мне не стесняйся того, что рвется из тебя наружу.

Арина трется о мои пальцы щекой, жмурится, о чем-то думает. Кажется, дернешься сильнее, приблизишься, и она в обморок хлопнется или сбежит. Она борется с собой, воюет, а я жду.

– Мир, закрой, пожалуйста, глаза, – произносит едва слышно. – Ну, пожалуйста…

– Если собралась сбежать, не получится, – смеюсь, но все-таки кладу ладони на глаза, жду.

Раздается шелест, невнятное бормотание, шорох одежды. Я сглатываю и борюсь с диким желанием нарушить правила игры и посмотреть, что происходит.

– Вот… я готова. Только если тебе противно, то не надо. Не надо через силу, – в голосе Арины печаль, смешанная с диким страхом, и я кожей его чувствую.

Я убираю руки, медленно открываю глаза, и кровь приливает к голове. Арина стоит передо мной в одном белье, зябко ежится и трет предплечья.

– Такая вот я… – пытается улыбнуться, а я, резко поднявшись на ноги, кутаю ее, дрожащую, в своих объятиях.

– Красивая ты, слышишь? – говорю, но ответ тонет в поцелуе.

24 глава

Арина

Я, наверное, сошла с ума. Точно вам говорю, головой тронулась. И ладно бы выпила для храбрости, так нет же! Сама лично снимаю с себя вещи, остаюсь в одном белье и хочу чего-то… сама не знаю, чего. Джинсы, водолазка, майка падают на стул, я прошу Мирослава открыть глаза, несу какую-то чушь, а у самой язык заплетается, и сердце стучит так гулко, больно, готовое ребра проломить.

Кажется, сейчас Мирослав распахнет глаза, увидит меня, вот такую, и убежит. Найдет любой повод уйти, избежать необходимости смотреть на меня. Может быть, надо было свет выключить? Вот я дура. Без света было бы лучше! Но Мирослав не дает мне удариться в панику и сбежать самой. Резко поднимается на ноги, отталкивается и за один длинный шаг оказывается напротив. Говорит, что я красивая, и в тоне его ни капли притворства. Я что-то хочу сказать – очередную глупость, – но Мир целует меня, забирая этим все страхи. Одним поцелуем уничтожает все дурные мысли, дарит поддержку, говорит им больше, чем при помощи всех известных слов.

Мне