Читати книгу - "Блеск и нищета куртизанок, Бальзак"

же благоразумны! Послушайте, - прибавил он, взяв руку Дианы, - соблюдайте приличия, не вредите себе в мнении общества, никогда более не пишите! Письма, дорогая моя, причинили столько же личных несчастий, сколько и несчастий общественных… Что было бы простительно молодой девушке, как Клотильда, полюбившей впервые, нельзя извинить…

- Старому гренадеру, видавшему виды! - надув губки, сказала герцогиня. Эта гримаса и шутка вызвали улыбку на озабоченных лицах обоих герцогов и даже у благочестивой герцогини. - Вот уже четыре года, как я не написала ни одной любовной записки!.. Ну, мы спасены? - спросила Диана, которая ребячилась, чтобы скрыть тревогу.

- Нет еще! - сказал герцог де Шолье. - Вы не знаете, как трудно для власти разрешить себе произвольные действия. Для конституционного монарха это то же самое, что неверность для замужней женщины. Прелюбодеяние.

- Скорей грешок! - сказал герцог де Гранлье.

- Запретный плод! - продолжала Диана, улыбаясь. - О, как бы я желала быть правительством, ведь у меня не водится более этих плодов, я все их съела.

- О дорогая, дорогая! - сказала благочестивая герцогиня. - Вы заходите чересчур далеко.

Оба герцога, услыхав, что к подъезду подкатила карета с тем особым грохотом, какой производят рысаки, осаженные на полном галопе, откланялись дамам и, оставив их наедине, пошли в кабинет герцога де Гранлье, куда в ту минуту входил обитатель улицы Оноре-Шевалье: то был не кто иной, как начальник дворцовой контрполиции, полиции политической, - таинственный и всесильный Корантен.

- Проходите, - сказал герцог де Гранлье, - проходите, господин де Сен-Дени.

Корантен, изумленный памятью герцога, прошел первым, отдав глубокий поклон обоим герцогам.

- Я по поводу того же лица, или по причине, с ним связанной, сударь мой, - сказал герцог де Гранлье.

- Но он умер, - сказал Корантен.

- Остался его друг, - заметил герцог де Шолье, - опасный друг.

- Каторжник Жак Коллен! - отвечал Корантен.

- Говори, Фердинанд, - сказал герцог де Шолье бывшему послу.

- Этого проходимца следует опасаться, - снова заговорил герцог де Гранлье, - он завладел письмами госпожи де Серизи и госпожи де Монфриньез, писанными Люсьену Шардону, его любимцу, чтобы потребовать за них выкуп. По-видимому, молодой человек ввел в систему выманивать любовные письма в обмен на свои: говорят, мадемуазель де Гранлье написала их несколько; этого по крайней мере опасаются, а мы не можем ничего узнать, она в отъезде…

- Мальчуган, - отвечал Корантен, - был неспособен предпринимать такого рода меры!.. Это предосторожность аббата Карлоса Эррера! - Корантен оперся о локотники кресел, в которые он сел, и, подперев рукою голову, погрузился в размышления. - Деньги!.. У этого человека их больше, чем у нас с вами, - сказал он. - Эстер Гобсек служила ему приманкой, чтобы выудить около двух миллионов из этого пруда, полного золотых монет, который именуется Нусингеном… Господа, прикажите кому следует дать мне полную власть, и я избавлю вас от этого человека!..

- А… письма? - спросил Корантена герцог де Гранлье.

- Послушайте, господа, - продолжал Корантен, вставая и обращая к ним свою лисью мордочку, изобличавшую крайнее волнение. Он сунул руки в карманы длинных черных фланелевых панталон. Этот великий актер исторической драмы нашего времени, надев жилет и сюртук, не сменил утренних панталон: он слишком хорошо знал, как благодарны сильные мира сего за быстроту в известных обстоятельствах. Он непринужденно прохаживался по кабинету, рассуждая вслух, точно был один в комнате: - Ведь это каторжник! Можно и без суда бросить его в секретную камеру в Бисетре, отрезать всякую возможность общаться с кем-либо, и пусть он там подыхает… Но он мог дать распоряжение своим подручным, предвидя такой случай!

- Да ведь он был посажен в секретную сразу же, как только его захватили у этой женщины, совершенно неожиданно для него, - сказал герцог де Гранлье.

- Разве существуют секретные для такого молодца? - отвечал Корантен. - Он так же силен, как… как я!

«Что же делать?» - спросили друг друга взглядом оба герцога.

- Мы можем немедленно препроводить мошенника на галеры… в Рошфор, он там издохнет через полгода! О! Никакого преступления! - сказал он в ответ на жест герцога де Гранлье. - Что вы хотите! Человек не выдерживает более шести месяцев изнурительно тяжелых каторжных работ, в знойную пору, среди ядовитых испарений Шаранты. Но это хорошо лишь в том случае, если наш молодчик никаких мер предосторожности не принял. Если же этот негодяй обезопасил себя от своих противников, а это вполне вероятно, тогда надо раскрыть, каковы эти предосторожности. Ежели нынешний держатель писем беден, можно его подкупить… Дело, стало быть, в том, чтобы заставить проговориться Жака Коллена! Вот так поединок! Я буду побежден в нем. Было бы лучше выкупить эти бумаги ценою других бумаг… бумагой о помиловании, и отдать этого человека в мое заведение. Жак Коллен - вот единственный человек, способный быть моим преемником, раз бедняга Контансон и мой дорогой Перад умерли! Жак Коллен убил двух несравненных шпионов, точно он желал очистить себе место. Надо, как вы изволите видеть, господа, дать мне полную свободу действий. Жак Коллен в Консьержери. Я поеду к господину Гранвилю в прокуратуру. Итак, пошлите туда какое-нибудь доверенное лицо, которое меня там встретит, ибо мне надобно иметь при себе либо рекомендательное письма к господину де Гранвилю, который меня не знает, - кстати письмо это я вручу председателю совета, - либо чрезвычайно внушительного сопровождающего… В вашем распоряжении полчаса времени, так как мне потребуется приблизительно полчаса, чтобы переодеться, то есть стать тем, кем я должен быть в глазах генерального прокурора.

- Сударь, - сказал герцог де Шолье, - мне известны ваши необычайные таланты, я прошу вас лишь сказать: да или нет. Отвечаете ли вы за успех?..

- Да, но заручившись самыми широкими полномочиями и вашим обещанием никогда не расспрашивать меня об этом. Мой план готов.

Мрачный его ответ вызвал у вельмож легкий озноб.

- Действуйте, сударь, - сказал герцог де Шолье. - Считайте это дело одним из тех, что вам обычно поручаются.

Корантен откланялся вельможам и ушел.

Анри де Ленонкур, для которого Фердинанд де Гранлье приказал заложить карету, тотчас же поехал к королю, так как он мог войти к нему в любое время по праву, присвоенному его должностью.

Таким образом, различные, но связанные между собой интересы низших и высших классов общества должны были волею необходимости столкнуться в кабинете генерального прокурора, будучи представлены тремя лицами: правосудие - г-ном де Гранвилем, семья - Корантеном и общественное зло - живым олицетворением необузданной силы, их грозным противником, Жаком Колленом.

Как страшен поединок правосудия и произвола, заключивших союз против каторги и ее уловок! Каторга - вот символ дерзновения, которое попирает всяческий расчет и всяческое благоразумие, не разбирает средств, не прикрывает произвол личиной лицемерия, являя собою гнусный