Читати книгу - "Тарас Шевченко та його доба. Том 2"

неудовлетворительный. Пушкин назначил ему на другой день свидание в постороннем доме. Там он ему доказывал, что с женщиной иметь объяснения невозможно, ибо объяснение с нею ни к чему не доводит; с мужем же её – дело другое: ему по крайней мере можно дать пощёчину. И в подтверждение своих слов Пушкин исполнил сию угрозу над лицом тяжеловесного молдаванина.

Однажды Пушкин исчез и пропадал несколько дней. Дни эти он прокочевал с цыганским табором, и это породило впоследствии поэму «Цыганы». В эпилоге к поэме пропущены были следующие строки:

За их ленивыми толпами

В пустынях праздный я бродил,

Простую пищу их делил

И засыпал пред их огнями.

В походах медленных любил

Их песен радостные гулы,

И долго милой Мариулы

Я имя милое твердил.

Пушкин коротко сошёлся с генералами М. Ф. Орловым15 и П. С. Пущиным16 и проводил с ними большую часть времени. Вообще, в Кишинёве русское общество было военное. Один Пушкин отличался партикулярным платьем, бритой после горячки головою и красною ермолкой. На обедах военная прислуга его обыкновенно обносила, за что он очень смешно и весело негодовал на Кишинёв.

Невзирая на обычную весёлость, Пушкин предавался любви со всею её задумчивостью, со всем её унынием. Предметы страсти менялись в пылкой душе его, но сама страсть её не оставляла. В Кишинёве долго занимала его одна из трёх красивых пар ножек наших соотечественниц.

В два года своего пребывания в Кишинёве Пушкин написал несколько мелких своих стихотворений, «Кавказского пленника», «Бахчисарайский фонтан», «Братьев-разбойников» и послание «К Овидию»17. Сие последнее сочинение он ставил выше всего того, что было им написано до того времени.

По назначении графа Воронцова новороссийским и бессарабским генерал-губернатором Пушкин был зачислен в его канцелярию. Он оставил Кишинёв и поселился в Одессе; сначала грустил по Кишинёву, но вскоре европейская жизнь, итальянская опера и французские ресторации напомнили ему старину и, по его же словам, «обновили душу». Он опять предался светской жизни, но более одушевлённой, более поэтической, чем та, которую вёл в Петербурге. Полуденное небо согревало в нём все впечатления, море увлекало его воображение. Любовь овладевала сильнее его душою. Она предстала ему со всею заманчивостью интриг, соперничества и кокетства. Она давала ему минуты и восторга, и отчаяния. Однажды в бешенстве ревности он пробежал пять вёрст с обнажённой головой под палящим солнцем по тридцати пяти градусам жары.

Пушкин был собою дурён, но лицо его было выразительно и одушевлено; ростом он был мал (в нём было с небольшим два аршина и пять вершков18), но тонок и сложён необыкновенно. Женщинам Пушкин нравился; он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своём. Когда он кокетничал с женщиною или когда был действительно ею занят, разговор его становился необыкновенно заманчив. Должно заметить, что редко можно встретить человека, который бы объяснялся так вяло и так несносно, как Пушкин, когда предмет разговора не занимал его. Но он становился блестяще красноречив, когда дело шло о чём-то близком его душе. Тогда-то он становился поэтом и гораздо более вдохновенным, чем во всех своих сочинениях. О поэзии и литературе Пушкин говорить вообще не любил, а с женщинами никогда и не касался этого предмета. Многие из них, особенно в то ещё время, и не подозревали в нём поэта. Одна иностранка, оставляя Россию, просила Пушкина написать ей что-нибудь в память самых близких двухлетних их отношений. Он написал ей пиесу:

На языке тебе невнятном и пр.19

Она очень удивилась, что стихи – собственного его сочинения, просила перевода, но Пушкин предоставил ей обратиться для сего к первому русскому, которого она встретит. В знакомом кругу он любил эту неизвестность, но молвою вообще дорожил…

Пушкин не любил над собою невольного влияния французской литературы. Он радостно преклонялся перед Байроном, но не был, как утверждают некоторые, его вечным, безусловным подражателем. Андрей Шенье, француз по имени, а, конечно не по направлению таланта, сделался его поэтическим кумиром. Он первый в России и, кажется, даже в Европе, достойно оценил его. В Одессе Пушкин писал много, и произведения его становились со дня на день своеобразнее; читал он ещё более. Там же написал три первые главы «Онегина». Он горячо взялся за него и каждый день им занимался. Пушкин просыпался рано и писал обыкновенно несколько часов, не вставая с постели. Приятели часто заставали его, то задумчивого, то помирающего со смеху над строфою своего романа. Одесская осень благотворно действовала на его занятия. Надо заметить, это время года, всегда ненастное, приносило ему вдохновение; что же он чувствовал на юге, где всё влияние осени отзывалось в его душе, а сверх того он видел ясное небо, дышал тёплым, чистым воздухом.

В 1824 году Пушкин был принуждён оставить Одессу и поселиться в Псковской губернии, в деревне своей матери. Перемена ли образа жизни, естественный ли ход усовершенствования, но дело в том, что в сём уединении талант его видимо окрепнул и, если можно так выразиться, освоеобразился. С этого времени все его сочинения получили печать зрелости. Здесь он написал «Цыганов», несколько глав «Онегина», множество мелких стихотворений и, наконец, «Бориса Годунова».

В двух верстах от его деревни находится село Тригорское, неоднократно воспетое и им, и Языковым20. Оно принадлежит П. А. Осиповой, которая там жила и живёт поныне со своим семейством. Добрая, умная хозяйка и милые её дочери с избытком заменили Пушкину все лишения света. Он нашёл тут всю заботливость дружбы и все развлечения, всю приятность дружбы. Вскоре Тригорское и Михайловское оживились с приездом сына П. А. Осиповой и поэта Языкова. Пушкин его очень любил как поэта и был в восхищении от его знакомства. Языков приехал на поэтический зов Пушкина:

Издревле сладостный союз и пр.

Потом он был обрадован приездом своего друга барона Дельвига. Более никого или почти никого Пушкин не видал во всё время своей деревенской жизни21. Сношения его с Петербургом шли своим чередом: он получал оттуда книги, журналы и письма. В это время началась его переписка с П. А. Плетнёвым, который взялся быть издателем его сочинений. Они в то время лично были почти незнакомы, но впоследствии их сношения кончились тесною дружбой. В досужее время Пушкин много ходил и ездил верхом, а вечером любил слушать русские сказки и тем – говорил он – вознаграждал недостатки французского воспитания. Вообще образ его